Узы братства. Кимчи для Махмуда Эсамбаева
Одной из особенностей города Уштобе, крупной узловой станции на Туркестанско-Сибирской железнодорожной магистрали, заключается в том, что в прошлом веке сюда привезли и высадили из вагонов представителей депортированных народов. В 1937 году - корейцев Дальнего Востока, в 1941 году - немцев Поволжья, в 1944 году - чеченцев, балкарцев и курдов. Каратальская долина стала для них приютом и местом совместного проживания.
Это был очень тяжелый для казахов период. С одной стороны, еще толком не успели оправиться от страшных последствий голодомора (ашаршылық). С другой стороны, шла Великая Отечественная война. Все в буквальном смысле боролись за выживание. Но, несмотря на это, казахи проявили самые лучшие человеческие качества: доброту, милосердие, сострадание, гостеприимство. У очень известного чеченского поэта Умара Яричева, который, кстати, родился и вырос в Чимкенте, в одном из стихотворений есть такие строки: «Земля казахская, земля священная, ты в самый горький час делила с нами и хлеб, и материнское тепло». В знак благодарности за все это по инициативе корейцев на окраине Уштобе, в местечке Бастобе, установлен гранитный камень с надписью: «Қазақ халқына мың алғыс!».
Безусловно, и казахский народ, и Великая степь сыграли неоценимую роль в судьбе депортированных. Но нельзя не учитывать и тот факт, насильственно сосланные на эту землю представители разных народов выжили и преодолели тяжелейшие испытания во многом благодаря и взаимоподдержке, готовности прийти на помощь друг другу. Примеров этому очень много, но я хочу привести лишь один эпизод. Он свидетельствует о том, что беда объединяет людей, пробуждает в них самое доброе и позитивное.
В конце 80-х годов, когда я в очередной раз поехал на родину своих предков, один мой родственник по материнской линии Абдул-Хамид,
кстати, прекрасно владеющий корейским языком, рассказал мне очень трогательную историю. Ему тогда, в 44-м, было двенадцать лет. Сперва их в товарных вагонах, через двадцать дней пути привезли на станцию Уштобе, а затем на повозках доставили в небольшое село Достижение. На тот момент там жили одни корейцы. Кстати, они заложили этот населенный пункт и дали ему такое название. Одних к кому-то подселили, других разместили в мало-мальски пригодных для жилья сооружениях. Выбирать, как говорится, не приходилось: главное – выжить, выдержать зимние холода.
Поначалу чеченцы по отношению к местным вели себя настороженно, с недоверием. Даже детям запретили с ними общаться. Этому было свое объяснение: они впервые видели людей, о существовании которых даже не подозревали. Корейцы же решили, что так дело не пойдет, и сами пошли на контакт с горцами. Обошли все их жилища, поговорили, рассказали, что они такие же сосланные, как и они, семь лет назад оказались здесь. Призвали жить вместе, как одна семья.
После этого постепенно стали налаживаться теплые отношения. Первый год совместного проживания выдался тяжелым. Полуголодные чеченские дети средь бела дня заходили во дворы к корейцам и воровали картошку. Но хозяева сидели в домах, смотрели в окна и говорили: «Пускай, наедятся, перестанут. Мы тоже прошли через это». А уже когда прошло еще какое-то время, и сами чеченцы освоились, завелись огородами, скотом, встали на ноги, уже корейцы утром, выходя во дворы, находили у себя мешки с той самой картошкой. Это была благодарность от чеченцев. Со временем в этом селе появилось даже такое понятие, как совместная ответственность друг за друга. Старейшины корейцев и чеченцев собрались и вынесли что-то наподобие фетвы. Порешили, что никто из глав семейств села в не должен ложиться спать, зная, что его дети сыты, а соседские - голодны.
А еще Абдул-Хамид поведал и такую трогательную историю. У него, когда они жили в Достижении, был друг детства Леха Сон. Они настолько были привязаны, что даже часто ночевали вместе. Друг за друга были горой и никому не давали себя в обиду. Могли дать отпор любому, неважно, кто он, чеченец или кореец. И вот, когда семья Абдул-Хамида в начале 70-х вернулась на Кавказ, Алексей сильно скучал, даже несколько раз ездил к другу в гости. А потом и вовсе решил переехать с семьей в Чечню, поближе к нему. Поселился в Наурском районе, где почва более пригодна для выращивания бахчевых. С помощью Абдул-Хамида построил дом, обзавелся хозяйством, взяв в аренду земли, занимался выращиванием арбузов, дынь и лука и даже новый сорт арбузов вывел, а название дал: «Чечкор». Это от первоначальных букв слова «чеченцы» и «корейцы». В конце своего повествования Абдул-Хамид с грустью сказал: «Леха был большим тружеником и редкостной души человек. Таких, как он, мало. Два года назад его не стало».
На память приходит еще один эпизод, связанный с Уштобе. В 1982 году, я тогда был молодым корреспондентом областной газеты «Заря коммунизма», в Талды-Курган с концертом приехал не кто-нибудь, а всемирно известный танцор, народный артист СССР, легендарный Махмуд Эсамбаев. У него было запланировано выступление, в том числе и в Уштобе. Он неожиданно предложил мне сопровождать его в поездке. Я, естественно, согласился.
Приехали туда где-то в обед. Остановились не в гостинице, а у известного тогда стоматолога Султана Ибрагимова. Он на этом настоял. Времени до вечернего концерта было достаточно и Махмуд изъявил желание прогуляться по городу. Забрели на местный базар. Когда шли меж рядов, гость неожиданно остановился напротив женщины-кореянки. У нее на прилавке рядом с посудой с салатами лежали фетровые шляпы. Одну из них Махмуд водрузил себе на голову. Понравилось… Мы, естественно, купили.
И в этот момент я спросил у этой женщины, знает ли она, кто стоит перед ней. Она неуверенно покачала головой. А когда я подсказал, она вскликнула, засуетилась и начала зачем-то переставлять с места на место посуду. Затем села, встала, неожиданно залезла под прилавок и вытащила оттуда большую кастрюлю, поставила на стол и сказала: «Это вам подарок от меня». Я поднял крышку, там был салат «чимчи» называется. В ответ на это Махмуд снял с руки золотой браслет и надел на ее руку. Надо было видеть реакцию этой женщины: она то плакала, то смеялась, постоянно благодарила и кланялась. На прощание махала нам рукой, пока не скрылись из виду. Ну а чимчи после концерта, во время застолья мы ели до утра.
Вот такими были отношения у людей, независимо от национальности, рода-племени: добрыми, искренними, чистыми, светлыми. Могли тогда корейцы с палками в руках гнать чеченских детей, ворующих картошку? Могли. Могли чеченцы и не приносить в корейские дворы мешки с той самой картошкой? Могли. Ну а могла же та женщина не дарить Махмуду Эсамбаеву кастрюлю с чимчой? Безусловно. Ну а сам Эсамбаев мог не украшать ее руку своим дорогим браслетом? Конечно. Но все они поступили именно так, как поступили. Потому что руководствовались разумом, который предполагает наличие самых добрых качеств. Потому что в таких случаях в них срабатывал код человечности. И это прекрасно. Так должно быть.